Слободка, которая за крепостью, населилась; в ресторации, построенной на холме, в нескольких шагах от моей квартиры, начинают мелькать вечером огни сквозь двойной ряд тополей; шум и
звон стаканов раздаются до поздней ночи.
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и
звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
Мерный шум колес, мерные всплески воды о стены парохода, мерные звуки дождя, бившего в окно каюты,
звон стакана, оставленного на столе рядом с графином и от дрожанья парохода певшего свою нескончаемую унылую песню, храп и носовой свист во всю сласть спавших по каютам и в общей зале пассажиров — все наводило на Меркулова тоску невыносимую.
А из раскрытых окон слышатся звуки разбитого фортепиано, топот танцующих,
звон стаканов, дикие крики и то хриплый, то звонкий хохот не одного десятка молодых женщин, сопровождаемый их визгом и руганью.
Неточные совпадения
Дронов встал, держась рукой за кромку стола. Раскалился он так, что коротенькие ноги дрожали, дрожала и рука, заставляя звенеть пустой
стакан о бутылку. Самгин, отодвинув
стакан, прекратил тонкий
звон стекла.
Захар, произведенный в мажордомы, с совершенно седыми бакенбардами, накрывает стол, с приятным
звоном расставляет хрусталь и раскладывает серебро, поминутно роняя на пол то
стакан, то вилку; садятся за обильный ужин; тут сидит и товарищ его детства, неизменный друг его, Штольц, и другие, все знакомые лица; потом отходят ко сну…
В каютах, то там, то здесь, что-нибудь со стуком упадет со стола или сорвется со стены, выскочит из шкапа и со
звоном разобьется —
стакан, чашка, а иногда и сам шкап зашевелится.
Скрипела кровать, и дрожал тонкий
звон ложки о стекло
стакана.
Пирует с дружиною вещий Олег
При
звоне веселом
стакана.
И кудри их белы, как утренний снег
Над славной главою кургана…
Они поминают минувшие дни
И битвы, где вместе рубились они.
Уже вечерело, последние лучи солнца, еще желтее и гуще, уходили из лесу, с трудом карабкаясь по вершинам. А внизу ровный белый сумрак как бы еще более настывал и синел.
Звон колокольчика болтался густо и как-то особенно плотно, точно ударяли ложечкой по наполненному жидкостью
стакану. Эти звуки тоже раздражали и тревожили нервы…
Однако и это не помогло. Арабин не обратил на него внимания, допил
стакан, вынул книжку, что-то записал в ней, потом торопливо оделся, рванулся к двери, потом остановился, взглянул, нет ли в дверях кого-либо из ямщиков, и, будто обдумав что-то, вдруг резким движением швырнул деньги. Две бумажки мелькнули в воздухе, серебро со
звоном покатилось на пол. Арабин исчез за дверью, и через минуту колокольчики бешено забились на реке под обрывом.
— Братцы, бурмакинские! Ам-ман… Аманывают наших, — кричал Сенька так отчаянно, точно его резали темною ночью на большой дороге. Певцы кинулись к нему. Молодой человек с кудрявой головой, томившийся за столом, вдруг вскочил, посмотрел вокруг осоловевшими, почти безумными глазами и толкнул стол, отчего бутылки и
стаканы со
звоном полетели на пол… Все перемешалось и зашумело…
Из двери на
звон наших колоколов, выходит большой, красный, рыжий ямщик со
стаканом вина в руках и кричит что-то. Игнашка обертывается ко мне и просит позволения остановиться. Тут я в первый раз вижу его рожу.
Через два вагона вперед вдруг как будто кто-то крякнул от сильного удара в спину, и с удалым вскриком в тьму рванулись буйно-веселящие «Сени». Звуки крутились, свивались с уханьями и присвистами; в могучих мужских голосах, как быстрая змейка, бился частый, дробный, серебристо-стеклянный
звон, — кто-то аккомпанировал на
стакане. Притоптывали ноги, и песня бешено-веселым вихрем неслась навстречу суровому ветру.